Горсть земли

Возьми горсть земли родной
И прижми к груди.
Будь ты верен ей душой
И всегда люби.

Поклонись земле родной,
Низко поклонись.
И не знай земли иной,
Только ей гордись.

(Елена Шуваева-Петросян)

( Записки сделанные на обратной стороне карты Костромской области во время моего первого путешествия в деревню Строку или, точнее было бы сказать, в то место где когда-то находилась эта деревня, откуда родом мой дед Туров Фёдор Фёдорович.)

Дело было в Ростове Ярославском. Находился я там в длительной командировке от проектного института. Тоска зелёная. По выходным делать нечего. Никого, кроме своих сотрудников, не знаю. Единственные развлечения ходить по городу и окрестностям, познавая историю и быт, да вино пить. Хорошо ещё, что среди наших сотрудников были девушки. С ними веселее. Но в эти выходные они уехали домой в Москву.

Пришлось ехать одному. У Андрея не поворачивается шея, видно продуло где-то, или передумал ехать. Целую неделю собирались отправиться в «Укромные уголки» поискать в заброшенных домах иконы и всякие разные старинные изделия. И вот на тебе – «Андрей вышел из строя» из-за вчерашней вечеринки. По той же причине Мишка не разбудил вовремя, а обещался. У меня голова болит. Так что же? Не ехать теперь никуда? Нет. Надо ехать. Уже настроился. Вчера ложился спать, а мысли уже были в пути. Поехал. У меня такая натура – если я на что-нибудь настроюсь, то должен обязательно сделать, а если не сделаю, то потом хожу как обворованный.

Автобус ждал целый час с минутами. Вот что значит – не выйти вовремя. Рыбинский автобус уже ушёл. Решил ехать до Ярославля, а потом в Рыбинск. Почему в Рыбинск? Маршрут мы заранее наметили с Андреем. Какая разница куда ехать? Всё равно нигде не был. На Ярославль уехать тяжело, народу в выходные много, но мне повезло, хоть и ехал стоя. В Ярославле, рассматривая расписания автобусов на Рыбинск, мелькнуло название города «Кологрив» и что-то отдалённо знакомое зашевелилось в душе. В моём сознании всколыхнулись воспоминания далёкого детства. Вспомнил, когда мой дед был ещё жив и рассказывал мне о своём далёком крае, где родился и вырос, где прошло его детство и юность, о своей деревушке с чудным названием – «Строка». Захотелось найти деревню Строку, откуда родом мой дед, или хотя бы то, что от неё осталось. По моим сведениям от деревни остались одни развалины.

Тут, стоя у касс, я познакомился с Васей. Простой русский, сельский паренёк лет двадцати двух от роду. Ему тоже надо в Кострому. Как он говорит, за серёжками для жены.

- «Она дочку родила - надо ей подарок сделать, серёжки золотые купить. У неё, правда, уже есть одни, но большие, тяжёлые, а ушки у неё маленькие. Так что надо маленькие серёжки покупать. А в Ярославле нет. А в Костроме есть, так как у них своё производство» - рассказывал он.

От этих, Васиных рассуждений, проникся я к нему добрым чувством. И стал он как-то ближе и милее.

Надо ехать – билетов нет. Побежали в речной порт. Там, сказали, на Кострому речная ракета ходит. Прибежали, ракета стоит, касса не работает. Капитан посадил нас с Васей без билетов, но за деньги. Стюардесса нам выдала свои – ракетные билеты. До Костромы долетели с ветерком. Пошли сразу же, первым делом, купили Васиной жене серёжки. Потом купили мне карту Костромской области – буду маршрут изучать. Билетов на Мантурово, Кологрив и Ярославль как всегда. Пошли пообедать. У Васи остались последние три рубля. Значит, обедали за мой счёт. Взяли две по сто. Вася пытался заплатить, но я ему помешал. Ведь ему ещё до дому добираться. А у меня пока ещё деньги есть. Выпили.

- «А как?» - говорит Вася, - «я с тобой рассчитаюсь?»

- «Эх!» - говорю я, - «Обязательно разве рассчитываться нужно? Я тебя угостил, ты кого-нибудь другого угостишь, а тот, глядишь, и меня когда-нибудь угостит. Вот мы с тобой и рассчитаемся».

Васе эта философия понравилась, но он, на всякий случай, стал жаловаться на свою жену:

- « Денег мне выделила в обрез. Только на дорогу, обед и серёжки» - подумал немного и прибавил: - «Надо мне было ей сказать, что серёжки дороже стоят».

Потом, когда водка подействовала ещё больше, и глаза его чуть затуманились, добавил:

- «Вообще, женщины нам слишком дорого обходятся. Только что был полный кошелёк, а теперь только на обратную дорогу. А в кармане две какие-то плюгавенькие железочки.»

Всё это он сказал так, на всякий случай, что бы лицом в грязь перед посторонним не упасть. Вдруг я подумаю, что он у жены под каблуком ходит. Но по всему было видно, что жену он свою очень любит, и рад, что купил ей небольшой подарок, хоть и ездил за ним в соседнюю область, а если и ходит у неё под каблуком, то по собственному желанию и с большим удовольствием.

После «обеда» разошлись наши дорожки. Вася очень хотел, что бы мы ещё встретились, звал в гости. Но было понятно, что если мы с ним когда-нибудь ещё и встретимся, то это будет полная случайность. Хотя кто его знает? Сама жизнь – случайность.

Из Костромы я позвонил своему отцу в Москву, что бы уточнить маршрут до Строки. Когда-то, когда ещё был жив мой дед, они ездили в эти края. Отец в те времена купил себе первую машину – Волгу – ГАЗ21, а дед давно мечтал съездить на родину, на которой не бывал очень давно. И хотя от деревни ничего к тому времени не осталось, его тянули к себе эти края. Но тогда была осень, пора дождей, и полное бездорожье. Поэтому добрались они только до Неи, а дальше дороги нет. Потом поехали до Мантурово. Там дед сел на самолёт и полетел в Кологрив посетить места своей учёбы.

Сел я на автобус номер 102. Доехал до поворота на Никольское. Дальше поймал попутку. Ехал в кузове грузовика до Судиславля. В кабине ещё трое парней ехало, не считая водителя. Денег он с меня не взял. От Судиславля, на трассе, стал ловить попутку. А рядом мужик стоял. Чёрный – как сапог. Он ещё издали, как только увидел меня, начал хрипеть что-то про природу, про билеты, про то, что всё дорого, что у него двое детей (двойняшки), и то, и сё. Всё хрипел и хрипел. Поэтому я очень обрадовался, когда подобрал меня «хлебовоз» - ГАЗ69. Шофёр был молодым парнем, лет тридцати трёх, тоже не в меру разговорчивым. Засыпал вопросами обо мне. Я рассказывал о себе, как всегда это делаю, без выдумки, но он, почему-то, мне не верил. Считал что я из заключённых, на «химии» (ссыльный). Так и не знаю, удалось ли мне его переубедить? Денег он с меня то же не взял. Высадил меня в Островском, а сам поехал дальше на Кинешму. Он туда, в какой-то городок, хлеб из Костромы возил. Километров за сто. Причём, сегодня суббота, доедет он только к вечеру, а завтра, в воскресенье, никто не работает. Так что хлеб получат только в понедельник. В Островском ловил попутку рядом с девушкой. Когда остановился грузовик я сел в кузов, а девушка в кабину. Там уже сидел мой старый знакомый – «чёрный» мужик. Машина ехала до Макарьева. Но мне всё равно, сколько ехать, лишь бы ехать. А там, бог даст, ещё кто-нибудь подбросит до Мантурово. Вскоре девушка вышла, и я пересел в кабину. «Чёрный» был в своём репертуаре – не умолкал ни на минуту, подогреваемый изнутри порядочной дозой спиртного. Я спросил у него, на всякий случай, не знает ли он, где течёт река Строка. «Чёрный» прохрипел что знает, посмотрел в карту и царапнул в ней грязным ногтем. Подумав немного, я засомневался в правдивости его ответа и решил к сведению не принимать. «Чёрный» вышел в Кадые. На прощание участливо поинтересовался:

Я опешил. А потом задумался. Люди, наверное, считают, что в такую глушь по доброй воле никто не попрётся. Да, действительно, места здесь глухие и лагерей много. Потом решил посмотреть на себя со стороны и сразу всё понял. Когда собирался в путь, то оделся по рабочему, кирзовые сапоги, телогрейка и плащ-палатка, небритый – отпускаю бороду, да ещё, недавно, угораздило меня коротко подстричься.

Дорога шла по дремучему лесу. Представьте себе – девственный лес без конца, а по нему асфальтированное шоссе бежит – красота. Посмотрел по карте. Спросил у водителя:

- «Далеко. Километров сто двадцать»- ответил тот.

После того, как «Чёрный» сошёл, стало как-то тихо. Я задремал. Когда открыл глаза – мелькнул указатель «Палкино 45 км». Палкино – населённый пункт над Мантурово, в 30 километрах – вспомнилось мне.

- «Стой!» - сказал я водителю – «Я здесь выйду».

Водитель ничего не сказал, остановил грузовик. Я дал ему рубль, и он уехал. Оглянулся по сторонам. Кругом тайга. Достал карту и …. Конечно же, это было не то «Палкино». Сколько в России мест с повторяющимися названиями. И я не имею ввиду Челябинск. Как видно, продремал я в машине всего несколько минут, так как поворот на Палкино находился всего в 6 километрах от того места, где сошёл «Чёрный» мужик. А вдали, удаляясь, точка грузовика. Как я себя ругал – не мог сразу сообразить, тугодум бестолковый. Ведь карта в руках – деревня. А вокруг тишина, справа и слева девственный лес сплошной стеной стоит, птички во всю поют. Красота! Стою. Стало смеркаться. Похолодало. На дороге ни одной машины. Потом, в течении пятнадцати минут, проехала пара Жигулей и один мотоцикл. Не остановились. Частники – эгоисты. Сидя в тёплых кабинах им и в голову не приходит, что парень, который стоит на дороге один, посреди леса, вовсе не уголовник, и даже не бывший. Что едет он к чёрту на рога и что если его кто-нибудь не подберёт на дороге, то ночевать ему придётся в лесу. Правда, меня это не пугало, я был к этому готов, но тешил себя надеждой, что все-таки ночевать я буду в тёплой постели. За пятнадцать минут полностью стемнело. Опустилась ночь. Птицы умолкли. Ещё больше похолодало. Я укутался в плащ-палатку. Где-то далеко-далеко, медленно-медленно нарастая, послышался шум мотора. «Что это?» - подумал я. Добрый водитель грузовика или частник эгоист. Через пятнадцать минут, нарастающего шума, вдалеке показались фары. А ещё, через пятнадцать минут, дремал я на жёстком сидении старенького рейсового автобуса, жалобно завывавшего на всех выбоинах и ухабах, так щедро разбросанных по всем, без исключения, дорогам России. И вёз он меня спящего, ломаясь, каждые тридцать километров, за два рубля шестьдесят копеек, опаздывая по расписанию на час.

В Мантурово, в гостинице «Унжа», конечно же, не было мест. И, конечно же, одно нашлось.

«Наверное, вот в этой самой гостинице, когда-то останавливался мой отец в ожидании возвращения деда из Кологрива. А может быть и дед тоже»- подумал я, и мне сразу же стало их очень жалко. В номере стояли три кровати. По словам администраторши, две из них были заняты, но их хозяев я так и не увидел. Одеяло на кровати воняло козлом. Подушка воняла табаком, как будто в ней хранили окурки. Я её даже перетряхнул на всякий случай. Старый матрас был настолько сырой, что заставлял задуматься на тему происхождения этой влажности. Панцирная сетка скрипела при малейшей попытке напрячь мускулатуру. Но всё равно, это казалось мне лучше, чем глухой лес или скамейка на вокзале. В Мантурово я уже побывал однажды, проездом. Но это уже другая история. И в моё последнее посещение этого города, меня совсем не тянуло в него возвращаться. Да хорошо ещё, что в нём гостиница оказалась. С этими мыслями я погрузился в сон.

Проснулся я весь промёрзший и провонявший. Теперь, к моему и без того подозрительному виду, добавился и запах козла. Администраторша, проверив наличие простыней, на мой взгляд, сшитых из портянок, вернула мне мой паспорт. На улице было зябко. Пошёл на автовокзал. По дороге зашёл на почту и дал Симочке телеграмму. Что бы знали, на всякий случай, где нахожусь. На автовокзале завязал разговор с мужчиной. С виду шофёр. Про Строку никто ничего не знает, и не слышали. Я решил ехать в Палкино. Не знаю, почему мне так запало это название. Дорога намечалась до Княжево на автобусе, а от туда до Палкино 15 километров пешком. Мужчина указал мне на женщину, которой надо в Гусево, а это первая деревня в сторону Палкино, после Княжево. Так что мне надо было садиться на автобус, в который она сядет. Я с ней поговорил. Про Строку она ничего не слышала и к моему предложению, идти до Гусева вместе, отнеслась скептически. На вид ей лет пятьдесят. Так и есть. Пока оглядывался, она уехала, не предупредив меня. Испугалась меня, наверное. Значит автобус тю-тю. Придётся ехать на следующем автобусе. Пошёл в кассу покупать билет до Княжево. Купил на 11 часов. Я говорю:

- «Ведь есть автобус на Кологрив в 10 часов 30 минут, он через Княжево едет. Дайте мне на него билет».

- «До Княжево не обелечиваем»- отвечает кассирша.

Жду. Объявляют посадку на Кологривский автобус. Выходит, такая маленькая, мымрочка в форме дорожного работника и начинает проверять билеты. Пытаюсь сесть в автобус, но тут же, с шумом вылетаю из него. Порядок, говорит, такой. Ладно. Порядок, так порядок. Жду ещё полчаса. Сажусь в автобус до Княжево. Опять идёт мымрочка билеты проверяет. Подходит, улыбается, как подменили.

Стало стыдно. Нарушителем порядка себя почувствовал. Поехали. Вышел на повороте на Гусево. Тут вообще нет никакой остановки, но, слава Богу, водитель «нарушил порядок» и высадил меня. Иду по дороге в заветное Палкино. Не доходя до Гусево, встретил старушек, идущих с богомолья. Поздравляют меня с праздником. Сегодня, оказывается, день Ивана. Не-то «скромного», не-то «скоромного», который мяса не даёт есть. Стало быть «скоромного». По-своему в старину решали продовольственные проблемы. Дошёл до Гусево. (3 километра от поворота.) Относительно большое село. Какой-то дед картошку в погреб засыпает. Сегодня, похоже, все картофель выкапывают. Подошёл к нему спросить. Говорит, что 75 лет живёт, и ни про какую Строку в этом районе не слышал. Мне бы поверить ему да повернуть обратно. Да нет. Что-то тянет меня в это Палкино. Иду дальше. Ещё шесть километров отмахал до Коровиц. Там два мужика на току, отдыхают. Про Строку ничего не слышали, но говорят, что в Палкино живёт дед, восьмидесяти с лишним лет, он всё знает, а если чего не знает, то того и нет. (Авторитет такой).

До Коровиц шёл лесом по грунтовой, разбитой вдребезги, дороге. Вышел на тропу, которую мне мужики указали, и женщина одна на неё вместе со мной выходит. Остановилась, заколебалась.

- «Нет. В Вахрушино»- отвечает, - «Это два километра, по дороге».

Разговорились. Женщине, на вид, лет пятьдесят, сама местная, идёт быстро по ухабистой дороге. Я за ней еле поспеваю.

- «Уезжают люди из этих мест. Остались одни старики» - сетовала женщина, - «в Коровицах, Больших и Малых, домов десять жилых и столько же брошенных, в Вахрушино, две старушки да москвичи, которые дом себе на лето купили. А было, когда-то, тридцать шесть домов. От хутора Васильевского один дом остался и живёт в нём одна старушка восьмидесяти двух лет – баба Дуня. В Палкино живёт дед Митя и Ванька – дурачок. У него жена, не-то утонула, не-то утопилась. Вот он и помешался. А какая кругом земля! Как родит! А какой воздух! Все уезжают, дома разваливаются, деревни пустеют. Лес их к себе забирает».

Чем дальше я шёл, тем хуже становилась дорога, тем гуще становился лес. Вот и Вахрушино. Старенькие, покосившиеся домишки и коровник совхозный с коровами.

- «Ты с бабой Дуней поговори. Она здесь всё знает. А дед Митя не здешний. Он приезжий, из Никитского» - посоветовала женщина.

При этом авторитет деда Мити, в моих глазах, резко пошатнулся.

- «А я тебя, сначала, хотела испугаться, потом смотрю, разговор ладный. Не стала пугаться» - призналась она мне на прощание.

Ни Больших Коровиц, ни Малых, ни Вахрушина, ни, естественно, хутора Васильевского на моей карте Костромской области обозначено не было. После Гусево сразу шёл населённый пункт Палкино, обозначенный маленьким кружочком. По спецификации, на карте, такими кружочками обозначались населённые пункты менее десяти тысяч жителей. Кто бы стал спорить? Ни дед Митя со всей своей авторитетностью, ни тем более Ванька – дурачок, не тянули на десять тысяч.

Пошёл дальше один. Лес дремучий кругом – тайга. Тишина. Вокруг ни души. Грибы вдоль обочины растут. Собрал два подберёзовика и восемнадцать подосиновиков. Иду шумно. Сапоги кирзовые, тяжёлые бухают по дороге. Вспугиваю крупных птиц. Что за птицы? Не вижу в чаще, но слышу хлопанье их огромных крыльев. Может быть глухари или гуси? Красота кругом. Вот и дом - домина бабы Дуни. На дверях замок висит. Может быть по грибы пошла. Ждать не стал. Пошёл дальше. А вот, наконец, и заветное Палкино. Значит, я оттопал десять километров. В Палкино домов десять стоит, а жилых только два, и коровник совхозный, но без коров. Дом деда Мити я сразу же приметил - он один имел вид жилого, но сразу к нему не пошёл, а зашёл в полуразвалившийся дом на окраине. Видно недавно в нём кто-то ночевал. В красном углу, где раньше висели образа, а теперь только обрывки обоев, стояли две кровати с панцирной сеткой застеленные соломой. Везде грязь и мусор. Пол прогнил. На стене остановившиеся жестяные ходики с белочкой. На чердаке стояли старинный ткацкий станок, прялка, берестяная корзина и странное приспособление, назначение которого, для меня – городского жителя, являлось загадкой и которое представляло из себя стальную рогульку, воткнутую в колоду, в которой как в токарном станке вращалась металлическая спица с колесом – редуктором. Во дворе дома валялось деревянное ведро и ещё одна прялка. Судя по всему, когда было заброшено это хозяйство, прогресс сюда так и не дошёл. Направился к деду Мите. Окно в горнице было открыто. Я подошёл к нему и поздоровался. Дед Митя сидел в компании трёх женщин. Наверное, в гости пришли. Пили чай. Я отдал ему собранные мною по дороге грибы и завёл свою шарманку про Строку. Разговаривали через окно. На моё счастье дед Митя действительно слышал о Строке. Но не знал, а точнее забыл, где она находится. После долгих воспоминаний пришёл к выводу, что находится Строка где-то в районе деревни Никитское (теперь Федотово), откуда был родом сам дед Митя. До деревни Никитское – Федотово можно было пройти, по словам деда Мити, лесом по просеке. Но на всякий случай, что бы не заблудиться, мне посоветовали лесом не ходить. Тогда я решил ехать туда на автобусе от города Неи. А чтобы добраться до Неи, мне нужно было вернуться назад в Мантурово и сесть на поезд. Автобус в Мантурово проходил по трассе Мантурово - Кологрив, которая проходила близ села Высоково-Палома. Дед вышел на улицу и указал мне на дорогу лежавшую через овраг.

- «А фамилию такую – Туровы, вы не слышали?» - спросил я с надеждой.

На том и разошлись. Попрощавшись, я стал быстро спускаться по крутому откосу, а дед Митя побрёл к себе. Дед уже исчез из виду, и я был уже на половине откоса, когда услышал за спиной оклик, эхом разорвавший тишину. Обернувшись, я опять увидел на краю деда, оживлённо размахивающего руками, пытаясь привлечь моё внимание.

- «Сейчас поднимусь» - крикнул я и стал быстро карабкаться по откосу.

Дед, улыбаясь своим беззубым ртом, тоже стал спускаться мне на встречу. Когда мы почти поравнялись, он начал весело рассказывать:

- «Вспомнил. Туровы, это же была известнейшая в Кужболе фамилия. Братья Туровы имели там магазины мануфактурные. Но жили они не в Кужболе, а где-то рядом. Одного из них звали Иваном, а второго не помню как. А почему я вспомнил? Мой дед рассказывал мне (он тоже был богат), что братья Туровы хотели женить его на своей сестре Евдокии. Приданное большое предлагали, но он отказался».

Всевозможные эмоции переполняли меня. Возможно, это были и не те Туровы. Возможно и не родственники даже. Я только знаю, что деда моего деда звали Иваном, а была ли у него сестра Евдокия и брат не знаю. У моего деда была сестра Евдокия и брат Василий Туровы. Но, судя по всему, дед Митя говорил о временах моего прапрадеда Ивана Турова. А кроме имени, следующего из отчества Фёдора Ивановича, моего прадеда, о нём нашей семье не было ничего известно. Как бы там не было, а эмоции меня переполняли. Ещё раз, поблагодарив и распрощавшись с дедом Митей, я зашагал своей дорогой. Да. Не зря значит, судьба меня так манила в это Палкино. (Как я узнал потом, дед мой, туров Фёдор Фёдорович, работал в 1917 году в селе Палкино учителем.)

Надежда и желание найти деревню Строку ещё больше утвердились во мне. От Палкино до Курочкино два километра, отмахал быстро. По дороге нашёл боровик. Перекусил банкой консервов «Камбала в томате» с хлебом. Надо было спешить. До темноты оставалось каких-нибудь два часа. В Курочкино было пять домов и, на мой взгляд, только два из них жилых. Там я встретил парня лет двадцати семи, который пообещал меня проводить в соседнюю деревню, где можно было взять лодку для переправы через реку Унжа. У его дома надрывался на цепи здоровенный кобель.

- «Бабушка, где мой нож?» - спросил парень у старушки, вышедшей из дверей.

Сказано было это, на сколько я понял, для меня. Через пять минут сборов мы вышли из деревни. На моём спутнике висело одноствольное охотничье ружьё, а на цепи он вёл, а точнее, тащил своего кобеля. Парень шёл впереди, а я следом за ним на почтительном расстоянии. Пёс, всю дорогу, рвался в мою сторону, пытаясь меня тяпнуть, и тащил парня назад. Парень, упираясь, как трактор, с трудом тащил за собой злобно лающего пса, который не терял надежды меня тяпнуть и звонко лязгал зубами, когда я неосторожно оказывался на недопустимо близком расстоянии. Я, в свою очередь, незаметно открыл, на всякий случай, в кармане перочинный нож. Вдруг сорвётся. Парень, неуверенно приказывал псу заткнуться. Я то понимал, что он взял с собой пса для защиты от меня. Возможно по настоянию бабки. Потому как с таким псом на охоту не пойдёшь. Разве что на медведя. А парень, как я потом понял, шёл в село Лисицино на танцы. Что он там потом будет делать с этим псом? Дойдя до деревни Запрудное, парень указал мне, где находится причал и зашагал дальше берегом Унжи, пожелав мне счастливого пути. У причала встретился мне парень неопределённого возраста (лет семнадцати – тридцати пяти), который в сопровождении трёх маленьких девочек (лет тринадцати), накрашенных и разряженных не по годам, на моторной лодке, направлялся в Лисицино на танцы. Он, любезно, согласился меня перевезти на другой берег. Когда лодка подошла к противоположному берегу, я неуклюже выбрался на берег, сильно раскачав, при этом, лодку. Было неловко за свою неуклюжесть. Я замялся. Предложить парню деньги за перевоз или нет?

И я с радостью поспешил оттолкнуть лодку. Дорога, а точнее еле приметная тропа, шла вдоль берега Унжи. Я спешил, сам не зная куда. И правильно делал. Уже начинало потихоньку смеркаться, а я ещё не вышел из леса. Я так спешил, что чуть-чуть (не считается) не наступил на небольшой, бархатистый, чёрный, живой комочек. Резко остановившись, пытался разглядеть, что это такое. И понял, что это была гадюка, которая тоже, в свою очередь, поняла, что это был я, и стала нехотя уступать мне дорогу, отползая в сторону. Гадюка, по всему было видно, только что поменяла кожу. Была она чёрной и блестящей и очень красиво смотрелась в зелёной траве. Через некоторое время, после быстрой ходьбы, мне сильно захотелось пить. «Попью из первого попавшегося ручья» - подумал я. Но не тут-то было. Вода в ручье текла цвета чёрного кофе и такой же консистенции. «Попью в следующем» - решил я. Но в следующем, попавшемся, ручье было то же самое, только ещё и пена, как от стирального порошка, прибавилась. Ручьи здесь вытекали из болота. Третий, четвёртый, то же самое. Из пятого, не выдержав жажды и превозмогая отвращение, я попил немного коричневой воды, которая на вкус оказалась довольно приличной. И естественно, по закону подлости, в шестом ручье вода оказалась кристально чистой и протекала по песчаному руслу. Тропинка петляла, то подходя, то удаляясь от берега Унжи. Один раз мне показалось, что я заблудился. Но, слава Богу, отделался лёгким испугом. С каждой минутой становилось всё темнее. И вдруг, слева, стало светло. Это я попал в молодой березняк. А потом опять, всё темнело и темнело. Поднявшись на бугорок, я увидел село Высоково-Палома. По словам, за ним шло шоссе Мантурово – Кологрив. На что я надеялся? На шоссе, в выходной день, где автобус ходит только два раза в сутки. Меня могла спасти только попутка. Когда я подошёл к селу, уже светились первые звёзды. Я немного, с часок, поплутал по деревне в поисках живой души и информации о моём дальнейшем пути, когда был обнаружен одинокой девушкой и направлен на сомнительно истинный путь. В результате я, всё-таки, вышел на заветное шоссе. Было уже совсем темно, и на небе светились все звёзды, и даже был виден млечный путь и некоторые туманности, как на юге. Красота! Стало холодать. Мне показалось, что в поле стоит стог сена. «В крайнем случае, там можно будет переночевать» - подумал я. Холод заставлял задуматься. Я свернул с шоссе и направился к стогу, но тут же чуть не угодил в болото. То, что я принимал за стог сена, оказалось кустами. Я вышел обратно на шоссе, погрыз корочку хлеба и зашагал на светящийся вдали огонёк, в надежде, всё-таки, найти какой-нибудь стог сена или что-нибудь подходящее для ночёвки. Тогда я ещё не знал, как мне сегодня повезёт...

Сзади послышался шум мотора, и засветились фары. И вот я еду в Мантурово в будке грузовика, вместе с подвыпившими, шумящими мужиками железнодорожниками, едущими с работы. Откуда они ехали? Их целая ремонтная бригада. А сколько человек? В тёмном кузове подсчитать не возможно. Сидели на лавках кучками. Кто-то даже спал, растянувшись на полу. Я уселся на деревянную лавку рядом с каким-то приспособлением и, не привлекая внимания, слушал их разговоры. Приехали в Мантурово. Замёрз как «цуцик». Мужики сжалились, налили водки. Согрелся немного. Посадили меня с собой в поезд и довезли бесплатно до Неи. Добрая, участливая русская душа.

Нейский железнодорожный вокзал. Бессонная ночь. Выполз, откуда-то, маленький, недельный котёнок. Пищит – мяукает жалобно. Куда его мамка подевалась? Холодно ему одному, голодно и страшно. Мне тоже хочется, есть и спать. И тоже холодно. Погода меняется. Звёзд уже не видно. Небо затянуло тучами. Жду шестичасового автобуса на Кужбол. Пристроился на скамейке, вздремнул с полчаса. Ещё больше замёрз и бок весь затёк. Встал, размялся, походил немного. Сапоги стали пудовыми. Ноги передвигаются с трудом. Болит левая пятка. Как долго тянется время? Но, впереди цель.

Сел в автобус. Поехали. Билет я брал до Каменки (Красная Осыпь), но потом решил доехать до Вожерово. Поближе к Кологриву. Всю дорогу в автобусе спал. Приехали в Вожерово. Дальше можно проехать только на тракторе. Во дворе одного дома работал старик. Я поздоровался с ним через забор и задал ему заученную фразу про деревню Строку.

- «Знаю» - говорит, - «но только от неё уже ничего не осталось».

- «А как добраться до того места, где она была?» - спрашиваю я.

- «Это тебе надо было ехать до Каменки, а оттуда четыре километра пешком».

Быстро, поблагодарив старца, я полетел стрелой на обратный автобус. Еле успел. Еду, а внутри всё клокочет. Про усталость и голод уже не вспоминаю. Решил ещё у кого-нибудь узнать про Строку. Спросил у попутчика - мужчины средних лет.

Тут в разговор вступил водитель автобуса. Мужчина лет сорока пяти.

- «Я сам из соседней деревни - Долгуши» - продолжал шофёр, - «Дядю Васю Турова знаю. Приходил он к нам в деревню, когда я маленьким был. Пугал нас ребят».

Я не могу передать, что творилось в моей душе. Ведь дядя Вася это был родной брат моего покойного деда.

Автобус остановился, и водитель указал мне на дорогу.

- «Дойдёшь по этой дороге до реки Нельши. Дорога тебя прямо к мосту приведёт. Как перейдёшь через мост, возьми вправо, спустишься вниз, а потом сразу наверх. Там на верху, сразу, Строка твоя и стояла. Там увидишь остовы».

Опять иду пешком по опушке леса. Иду еле-еле ноги передвигаю. Грибы собираю. Много грибов и в основном всё благородные. Вышел на луг. Тут, под большим дубом, стол стоит. Видно здесь во время сенокоса крестьяне обедают. Справа, за лесом, крыши домов виднеются. Как мне потом объяснили, это деревня Утяка. Спускаюсь дальше. Вижу, река течёт, а за рекой косогор и на косогоре старые, серые полуразрушенные три дома стоят (Долгуша). Прибавил шагу. Спустился к реке. Дома скрылись из виду за берегом. Иду вдоль реки. Вдруг дорога раздвоилась и правая в воду нырнула и на другой стороне реки вынырнула. Наверное, брод. Пошёл по левой дороге в поисках моста. Дорога в лесок завернула. Нет, думаю, дорога от реки уводит, а мост надо у реки искать. Вернулся обратно к броду. В сапогах не пройти, глубоко. Сапоги, не резиновые, промокли. Снял сапоги, джинсы, всё взял в руки и пошёл через брод. Вода холодная, обжигает. Вышел на другой берег, оделся и пошёл направо через кусты. В кустах брёвна навалены. Выхожу из кустов, смотрю место знакомое. Река впереди и брод. Понял, что я только что здесь в кусты зашёл. Развернулся и пошёл обратно в кусты. Опять наткнулся на брёвна. Взял круче вправо, в сторону реки. И опять вышел на тоже место. Чертовщина какая-то. Как у Гоголя – «Заколдованное место». Мистика какая-то. Пошёл вдоль реки, не заходя в кусты. Вот и река Строка впадает в Нельшу. Маленькая речушка, заросшая камышом. Тут и должна стоять деревенька Строка. А вот и останки домов, про которые водитель рассказывал. И те брёвна, что в кустах мне попались, тоже, наверное, останки какого-нибудь дома. Всё молодым березняком поросло. А грибов кругом видимо – невидимо. От соседней деревушки ещё сохранились несколько полуразвалившихся домов, да и то видать, их дни сочтены. Стоят серые домина с пустыми, чёрными глазницами выбитых окон, как черепа великанов. И под их посеревшими крышами из щепы, затихает история когда-то живших здесь семей. Со своими радостями и невзгодами. И вспомнилось мне несколько из них, что рассказывал мне дед. Одна из них гласила, что когда-то, во время урагана, срывало крыши с домов. И в этой самой деревне – Долгуше, сорвало крышу с одного дома и унесло в лес. А к крыше была привязана люлька, в которой лежал младенец. И её тоже унесло вместе с крышей. Когда, после урагана, пошли в лес искать останки, то нашли люльку, в которой мирно спал младенец. Вот такая история.

Погода пасмурная, моросит мелкий дождь. И тишина. Тоска стала закрадываться в сердце. Кругом дремучий лес, пожирающий потихоньку останки русских деревень. Вышел я на высокий берег Нельши. Вон и дорога, по которой я шёл, убегает влево в лес и возвращается к мосту. Надо было по ней и идти. Бежит река Нельша. Здесь, когда-то, ловил мой дед рыбу, бегал босиком по траве, купался в реке. Здесь он вырос. Здесь, под влиянием окружающей красоты природы, сформировался человек, который стал примером моей жизни. Я побродил ещё по развалинам деревни и вышел к вспаханному полю. Здесь, возможно, когда-то, сеял рожь мой прадед. Отсюда пошли мои корни. Я нагнулся, взял горсть земли, положил её в пакет и засунул за пазуху. Поближе к сердцу. И сразу почувствовал, что закончился один из этапов моей жизни и начинается другой. Бросив прощальный взгляд на Строку, двинулся в путь.