Как я пошёл в первый класс
Повествование, пожалуй, следует начать с моего детства. Родился я в Москве, на Чистых прудах. Родители мои были студентами последнего курса Московского Инженерно Строительного Института, а жили они тогда в квартире моего деда. В маленькой (меньше 60 кв.м.), трёхкомнатной квартирке с пятиметровой кухонькой проживали мои дед с бабушкой, моя тётя с мужем, моя незамужняя тётя, и мои родители. Одну комнату занимала старшая сестра моего отца, Анна, с мужем Виталием, другую занимала средняя сестра моего отца, Нина. Из-за обнаруженного у неё туберкулёза комната у неё была отдельная. В третьей комнате ютились мои дедушка с бабушкой и родители. Дедушка с бабушкой спали на деревянной кровати. Папа с мамой расстилали на ночь матрас на полу. В скорости, после моего рождения, моей маме, как политэмигрантке, Красный Крест выделил комнату в большом сталинском доме на Университетском проспекте. Но прожили они там недолго, так как отец, после окончания института, поехал на север, в посёлок Заполярный, по распределению или на заработки. В скорости к нему присоединилась и моя мать. А меня оставили в семье деда, на воспитание. Так я прожил до пяти лет, зная, что у меня есть родители, которые живут и работают на севере но, не имея понятия, ни как они выглядят, ни вообще, что это такое, родители. Когда мне исполнилось пять лет, в нашей квартире появилась женщина, черноволосая и черноглазая, в руках она держала шевелящийся и орущий свёрток. Мне её представили, как мою маму, чему я очень удивился, а свёртком оказался мой младший брат, Антошка, чему я удивился отнюдь не меньше. К маме особого интереса я не проявил, хотя она всячески пыталась завладеть им, а вот свёрток, именуемый моим братом, вызывал у меня наивысший интерес. Его положили на дедовскую кровать и он, вроде бы, перестал издавать свои протестующие звуки. Когда его развернули, оказалось, что там было нечто, похожее на мою куклу. Только ещё с руками, ногами и чёрными, как угольки глазками. Глазки хлопали, а ротик пускал пузырьки. Такой куклы я ещё не видел. Из разговора взрослых я понял, что кукла мне принадлежит по праву, именуемому братом. Что это такое я понимал смутно, но решил проверить, насколько распространяется это право. У всех моих кукол глаза были не шевелящимися, а у одной моей знакомой я видел такую куклу, у которой глаза открывались и закрывались. Я ужасно хотел узнать, как устроен этот механизм. Хочу заметить, что все мои игрушки были раскурочены, кроме барабана. Мне просто было необходимо узнать, что там было у них внутри. Почему они двигались или издавали звуки. Когда глаза у Антошки закрылись, мне захотелось ещё оаз посмотреть какой у него цвет глаз? Осторожненько, грязным пальчиком я поддел его веко, в этот момент он опять оглушающее заорал, а я получил нагоняй. С тех самых пор, и по сегодняшний день, не было ни одного случая, чтобы подойдя к моему брату, он не начинал орать. Конечно, теперь это уже далеко не детский крик. Через несколько дней мы, всей семьёй, проводили маму на вокзал и посадили на поезд. И она уехала опять на север к отцу. Потом они оба вернулись и поселились в комнате на Университетском проспекте, а я продолжал жить у дедушки с бабушкой. Изредка общаясь с моими родителями. Моим воспитанием занимались все, кроме родителей. Особенно тёти. У старшей, Анны, своих детей не было, и она дарила мне свою любовь как сыну, а её муж Виталий был для меня чем-то наиболее похожим на отца. Сам он мою маму недолюбливал и, когда никого не было рядом, дразнил её испанкой – засранкой, но при этом ко мне относился очень не плохо. Во всяком случае, мне так казалось. Вторая моя тётя, Нина, была молодой аспиранткой, писала кандидатскую диссертацию на тему биохимии мозга и так как была особой наиболее приближённой к медицине в её функции входила обязанность делать мне прививки, уколы и прочие неприятные процедуры. Чем вызывала у меня некоторый страх и вместе с тем уважение. Была она для меня большим авторитетом и занималась моим культурным воспитанием. Когда все были заняты, ей приходилось нянчиться со мной. Она водила меня по музеям и читала мне книги. До семи лет я посетил почти все музеи Москвы. Начиная от Палеонтологического музея и заканчивая Пушкинским музеем. К тому же мои предки решили обучить меня музыке и в возрасте шести лет я начал играть на пианино, что и продолжалось до девяти лет. Когда я не ходил в детский сад и выходил гулять во двор, то всегда был в сопровождении бабушки, которая зорко следила за контингентом моих дворовых друзей. С одними я мог общаться, а от других меня уводили за руку, по критериям тогда мне неизвестным, но вполне знакомым моей бабушке. Когда пришло время, идти в первый класс, я оказался, что называется «маменькиным сынком», совершенно неискушённым в жизни и сильно избалованным.
Меня записали в школу по месту жительства моих родителей, на Университетском проспекте, поэтому за день до начала учёбы мои родители были вынуждены забрать меня к себе. Тут меня уже никто не баловал. На Университетском проспекте мы жили на последнем этаже десятиэтажного дома под номером пять. В коммунальной квартире, где жили ещё две семьи. В самой маленькой из соседских комнат жила одинокая мать, тётя Зоя Комарова. У неё была дочь пятиклассница, Валентина, которая чудно картавила, произнося букву «р». В другой комнате, самой большой из трёх, жили Живиловы, дядя Лёва, тётя Люся и их маленькая дочка Оленька, которая была чуть моложе моего брата. Была ещё в нашей квартире прихожая, которая казалась мне такой большой, что в ней можно было играть в мяч. В нашем подъезде было целых два лифта. Можно было кататься, что я и делал, вверх и вниз. Позднее меня научили ездить с открытыми дверями.
Когда я попросился погулять во двор и меня впервые выпустили погулять одного, я почувствовал себя почти взрослым. Во дворе ребята гоняли мяч. Потом они разделились на две команды и стали играть в футбол. Я в то время понятия не имел, как играть в футбол. Знал только, что по мячу надо бить ногой но, когда меня пригласили в команду, я сразу согласился. Через пять минут я был с позором удалён с футбольного поля, как забивший гол в собственные ворота. На этом моя футбольная карьера закончилась, а мой интерес к футболу остался до сих пор на том же уровне.
На следующий день, рано утором, моя мама повела меня первый раз в первый класс. Этот день мне запомнился на всю жизнь. До школы было рукой подать. Она располагалась за углом нашего дома. Во дворе школы собралось много народа. Всех построили по классам. Как сейчас помню было тогда 5 первых классов от «А» до «Д». Я попал в «Б» класс. Мою первую учительницу звали Вера Петровна, фамилии, к сожалению, не помню. Это была пожилая и добрая женщина, но ровно на столько, на сколько позволял ей её педагогический опыт. Ведь нельзя показывать, что ты добрый, ватаге маленьких детей. Они этим очень быстро злоупотребляют. В первый же день нас научили приветствовать входящих в класс преподавателей вставанием. И показали, как пользоваться чернильной ручкой. Сколько я потом клякс наставил - известно одному Богу. После уроков я, уже самостоятельно отправился домой. Перед тем как войти в подъезд, решил оглядеть внимательнее площадку, на которой вчера играл в футбол.
На пятом этаже, нашего подъезда, жили братья Шапошниковы. Как их звали по имени, я уже не помню. Младший брат ходил тогда во второй класс, а старший в третий. Они тоже стояли на площадке. Мы быстро познакомились. Я им рассказал, откуда я приехал и где живу. Сказал им, что пошёл в первый класс. Они посмотрели на меня снисходительно, переглянулись и решили заняться моим «настоящим» обучением, а не той «ерундой», которой учат в школе. Первым оказался урок по «русскому языку». За последующие полчаса они научили меня матерным словам, которых до этого я даже и не слышал. Причём мне было растолковано о словах первой, второй и третей категорий. Какое слово что обозначает и когда и где его нужно применять. Слава Богу вторым уроком стал урок по «обществоведению», на котором меня предупредили, что не целесообразно и даже вредно для здоровья упоминать эти слова в присутствии взрослых. Третьим стал урок по «анатомии человека», изучаемый в простой школе только в старшем классе. Мне был прочитан полный курс на тему воспроизведения человека, как яркого представителя всех млекопитающих. Этот вопрос, до тех пор не занимавший меня, оказался очень интересной темой, которая лейтмотивом прошла по всей моей жизни, оставив за собой длинный след из четырёх детей и бесчисленное множество попыток. Удивительно, как самые последние шалопаи становятся нашими кумирами и пользуются большим авторитетом у всех мальчишек. Почему? Я не нашёл на это ответа и по сегодняшний день.
Умудрённый полученными уроками я поднялся домой. Дома никого не было, за исключением пятиклассница Веры. Мне захотелось проверить на ней, полученные знания по «русскому языку» и так как я не причислял её к разряду «взрослых» выдал ей замысловатую тираду на чисто «русском языке». После чего я превратился весь во внимание, как учёный физик во время эксперимента над атомом Плутония. Реакция не заставила себя ждать. Верка покраснела, сверкнула на меня своими круглыми глазами, и ушла к себе в комнату, громко хлопнув дверью. Меня несколько разочаровала такая реакция. В глубине души я ожидал большего. Я даже подошёл на цыпочках к её двери и приложил ухо, но ничего, кроме включённого радио не услышал. В глубине души я был разочарован но, быстро забыв об инциденте и в целях дальнейшего самостоятельного познания мира, я пошёл погулять.
Когда приблизился обеденный час, я вернулся домой. Должна была приехать моя бабушка, что бы накормить меня обедом. Она стояла посреди комнаты, сложив на груди свои тонкие руки и нахмурив брови. Ничего хорошего это не предвещало. Но я не мог понять, что вызвало недовольство моей любимой бабушки. Такое с ней бывало крайне редко. В дальнейший миг моё недоумение было развеяно.
- Что за слова ты говорил Вере? – сурово спросила бабушка, - откуда ты их взял?
- Ребята во дворе научили, - наивно признался я.
Бабушка не стала выяснять, что за ребята меня научили, а только прочитала мне лекцию на тему «матерные слова и их дурное влияние на развитие человеческой личности». После чего, под страхом порки, мне было запрещено водиться с моими «дворовыми учителями», что ещё больше подняло их авторитет в моих «слепых» глазах. И естественно не остановило меня от общения со столь «интересными» личностями.
Больше на эту тему разговоров в моей семье никогда не возникало.
Братья Шапошниковы научили меня не только этим наукам.
У нас в доме стоял небольшой сервант из светлого дерева. В нижней его части, за слепой деревянной дверкой стояли хрустальные рюмки и стаканы. В одном из этих стаканов мои родители хранили деньги. Денег всегда в семье было мало и как всегда не хватало десяти рублей до получки. Но, иногда, в стакане лежало несколько десятирублёвых билетов. Я понятия не имел о деньгах. Не знал ни их стоимость ни откуда они берутся. Когда мои родители послали меня первый раз в магазин за сливочным маслом, дав мне десятирублёвку, я оставил её в кассе, не взяв сдачи. И моему отцу пришлось идти в магазин за сдачей. Слава Богу кассирша запомнила меня и вернула моему отцу сдачу. После этого и ещё одного случая, который я расскажу далее, мне год не доверяли делать покупки в магазине.
А дело обстояло так. Как-то раз, встретившись во дворе с братьями Шапошниковыми, разговор зашёл на тему денег. Как так повернулось, я уже не помню, но я поведал моим «дворовым учителям» и «кумирам», что у нас дома в серванте есть деньги. Так же не помню как и почему, но меня уговорили эти деньги взять. Без всякого злого умысла я сходил домой и вернулся с новенькой, последней десяткой из семейного бюджета. Гуляй русская душа. Первым делом мы направились к киоску с мороженным, и купили на троих девять мороженных, потом ещё девять. Последними братья Шапошниковы просто кидались как снежками. Потом путь лежал в магазин «Культтовары», где я приобрёл себе маленькую фарфоровую белочку. Уж больно она мне приглянулась. Что приобрели себе братья, не помню. Но очень хорошо помню, когда мои родители обнаружили пропажу денег. Я, не подозревая, что совершил преступление, открыто и честно поведал им обо всех событиях минувшего дня. Меня не пороли, но поставили в угол. И помню как мой отец пошёл разбираться с родителями «дворовых учителей». После чего «кумиров» выпороли и они перестали давать мне «частные уроки». Но в жизни моей попадалось много «учителей».
Plentzia, 18 февраля 2009 г.